Исторические сюжеты в медицинских публикациях рубежа XIX—XX вв

В 1896г профессор физиологии Лев Захарович Мороховец (1848-1919) начал преподавать дисциплину "История и энциклопедия медицины" в Московском университете на учрежденной в 1884г кафедре, сменив читавшего этот курс с 1885г Михаила Андреевича Белина (1843-1896), прозектора Московского университета и старшего врача полиции [1]. Курс, который читал Л. З. Мороховец и его ученики, в частности, приват-доцент Михаил Юрьевич Лахтин (1869-1932), был во многом согласован со сформировавшимися к этому времени тенденциями в преподавании истории в Московском университете, в частности, во внедрении упражнений по изучению и комментированию источников [2]. Как и историки, медики знакомились с письменными и материальными источниками: например, по вставкам документов Разрядного приказа и Медицинской канцелярии в работах М. Ю. Лахтина и по экспонатам музея кафедры Энциклопедия медицины. Как и на историко-филологическом факультете, профессора-медики отходили от старых принципов в построении курсов.

Л. З. Мороховец в работе "История и соотношение медицинских знаний" предложил историко-медицинскую модель, альтернативную традиционному героическому жанру в истории медицины. Он опирался на изучение развития медицинских знаний и структурировал работу по следующим тематикам: морфология, феноменология здорового и больного человека, виды врачевания, врач и его общественное положение, быт врача, врачебная этика и др. Изучение истории этих направлений поможет студентам-медикам найти ответ на вопрос, чему они себя посвящают в будущем: науке, искусству или делу милосердия [3], — полагал Л. З. Мороховец.

М. Ю. Лахтин, также читавший систематический курс в этот период, подробно останавливался на современной ему методической полемике:

"С течением времени произошла дифференциация, и, так сказать, "внешней" истории стала противопоставляться история "внутренняя" — культурная, социальная. Таким образом создались две противоположные школы. Представители одной по-прежнему продолжают считать деяния великих людей единственным предметом, достойным внимания. Представителями другой отводится первенствующее место народным, массовым явлениям" [4].

Соответственно, уже в начале XXв история деяний великих правителей, полководцев, ученых и практиков оказалась потеснена социальной историей. Несмотря на то, что М. Ю. Лахтин работал в традиционном для истории медицины биографическом жанре, он аргументировал актуальность своих исследований отнюдь не традиционно.

"Биографии, поскольку они проливают свет на личную психологию, выясняют нам, каким важным двигателем в эволюции человеческих знаний является непреоборимое стремление к личному развитию — этой высшей и наиболее плодотворной форме нервного возбуждения… — это иллюстративный материал для подтверждения теории эволюции, теории высшей нервной деятельности и материалы для изучения личной психологии" [4].

Еще один любопытный подход к преподаванию истории медицины и гуманитарных дисциплин в целом предлагал петербургский врач Гавриил Иванович Попов (1856-1909). Он сетовал, что юные медики, покидая Военно-медицинскую академию и университеты, лучше ориентируются в том, как мыслили древние греки и римляне, чем их собственные будущие пациенты:

"В настоящее время молодой врач, являющийся жить и работать среди народа, ...нередко знает о быте и мировоззрении этого народа чуть ли не меньше, чем о жизни и миросозерцании народов, давно сошедших в могилу истории" [5].

Г. И. Попов призывал включить в программу Военно-медицинской академии не классическую историю, а медицинскую этнографию и историю русской народной медицины [6]. В качестве основы для курса он предлагал использовать данные анкет, полученных в рамках обследования, проведенного Этнографическим бюро князя В. Н. Тенишева в конце XIXв и структурированных им по разделам: знахарство, научная медицина и отношение к ней, заразные болезни и санитарные меры (оспа, сифилис, дезинфекция, холерные беспорядки), классификация и симптомы болезней в народной медицине, суеверные средства лечения, религиозные средства, грубо-эмпирические, нелепые и вредные средства и др., — в работе "Русская народно-бытовая медицина" 1903г.

Как мы видим на этих примерах, на рубеже XIX-XXвв история медицины как учебная дисциплина была далека от однородности: ни единого учебника, ни единой программы или подхода мы не находим ни в столицах, ни даже в рамках одной кафедры "Истории и энциклопедии медицины" в Московском университете. Впрочем, можно выделить черты объединяющие эти подходы и в Москве, и в Петербурге. Эти курсы были направлены на решение практических задач, на помощь студентам-медикам в поиске ответов на актуальные вопросы, касающиеся их будущей медицинской практики и устройства медицинской корпорации. Преподаватели гуманитарных дисциплин медицинских факультетов понимали важность для студентов-медиков более глубокого анализа их будущей профессии, умения работать с письменными и материальными источниками и знакомства с бытовыми практиками и суевериями будущих пациентов.

Окончившие университет лечащие врачи и исследователи ставили несколько иные историко-медицинские задачи. Конец XIXв — это время институализации акушерства и педиатрии, психиатрии и неврологии, бактериологии и многих других специальностей, становления медицинской корпорации и борьбы врачебного сообщества за повышение собственного авторитета. В этот период образуется множество медицинских обществ, проводятся многолюдные съезды и собрания. Врачи рубежа веков писали очерки, юбилейные речи, составляли своего рода "летописи" медицинских обществ и другие подобные работы для "внутреннего" использования. Что же объединяло эти тексты? Все это — история институтов и отношений между институтами и отдельными их членами. В "летописях" медицинских обществ очень мало медицины идей, но много социальной истории. Именно в них зачастую содержится тот самый контекст, без которого и история науки и история практики осталась бы в безвоздушном пространстве.

Первые исследования деятельности медицинских обществ проводились их секретарями или редакторами. Эти работы эмоционально окрашены: отчеты и исторические очерки были приурочены к торжествам и юбилеям, или, напротив, были связаны с уходом из жизни председателя или одного из учредителей. В публикациях отмечались успехи, которых удалось добиться отдельным членам, а также коллективные начинания, оценивалось, какие задачи, поставленные на общих заседаниях, собраниях и съездах удалось выполнить, а какие нет. Примерами таких работ служат "Исторический обзор деятельности Российского общества Красного Креста" (1902), "Очерк деятельности Физико-медицинского общества за сто лет его существования" (1904), "Краткий очерк деятельности Императорского Вольного экономического общества по оспопрививанию" (1896), "Протоколы заседаний правлений I-IV съездов Общества русских врачей в память Н. И. Пирогова" (1898) и др. Нередко авторы этих работ касались проблем и полемики внутри обществ, восприятия его деятельности другими медицинскими союзами и оценками, которые оппоненты и сочувствующие давали в печати и личных беседах.

Кратко описав существовавшие методики в истории медицины как предмете преподавания и тенденции "корпоративного летописания", следует также рассмотреть, какой была история медицины для широкой публики. После пандемии COVID-19, когда было издано множество научно-популярных материалов по истории эпидемий, чумы, гриппа, сифилиса и проказы, кажется, что подобная литература была всегда. Однако это не совсем так. Научно-популярный жанр стал развиваться именно на рубеже XIX-XXвв. Практически сразу он оказался не чужд историко-медицинских сюжетов.

В этот период появляются новые типографии, печать становится дешевле, а грамотность населения повсеместно растет. Открываются народные библиотеки для читающей публики, малограмотные и неграмотные знакомятся с литературой благодаря чтениям с волшебным фонарем. Городские власти, в частности московское городское самоуправление, вкладывают значительные средства в просветительские проекты [7]. Народные чтения становятся "образовательным средством, которым мог бы воспользоваться всякий" [8], — они восполняют пробелы в знаниях по русской истории и географии, о сельском хозяйстве и основах гигиены. По мысли просветителей, они отвлекают крестьян и рабочих от "грубых развлечений" и пьянства.

В медицинской печати наряду со сборниками практических советов появляются "истории" отдельных болезней. Для интеллигентных читателей были написаны история чумы, история сифилиса и других инфекций. Для народного зрителя готовились "Беседы о…" с проекциями изображений и наглядными пособиями. В текстах приводились причины болезней, симптомы, советы по уходу, а также описания современных медицинских теорий и их создателях и очерки о распространении и преодолении эпидемий прошлого. О том, как оценивались эти работы медиками рубежа веков, свидетельствуют рецензии на тексты брошюр, подготовленные членами комиссии по распространению гигиенических знаний в народе при Обществе русских врачей Н. И. Пирогова и комиссии по распространению гигиенических сведений среди населения Русского общества охранения народного здравия. Рецензии публиковались в периодических изданиях обществ и отдельными выпусками.

Среди приоритетных тем народных чтений по гигиене и медицине члены комиссий выделяли материалы с изложением основ анатомии и физиологии, тексты, посвященные окружающей среде: воздуху, воде и почве, отдельным болезням и профессиональным заболеваниям, великим деятелям науки и их открытиям.

Рецензенты резко выступали против популяризации устаревших концепций болезней. Примером может служить отзыв о брошюре "Беседа о гнилой жабе", изданной в 1880г. Медики отмечали недопустимость изложенной в ней истории появления дифтерии в Российской империи.

"Гнилая жаба стала повально проявляться на Руси не очень давно — только после Крымской войны, когда матушке России пришлось воевать под Севастополем с французом и англичанином, с итальянцем и туркой. Дифтерит завезли они к нам со своими войсками, и с тех пор гнилая жаба у нас не переводилась" [9].

В 1880г дифтерия описывалась в традиционном стиле. Аналогичная этиология приписывалась рахиту, сифилису и трахоме — "английской", "французской" и "египетской" болезни соответственно, однако на рубеже веков врачи отвергали подобный поиск "нулевого пациента". Рецензент отмечал:

"Во-первых, позволено будет, думаю, усомниться в точности этого эпидемиологического указания. Во-вторых, тенденции человеконенавистничества и политической вражды должны быть признаны крайне нежелательными в народной книге" [10].

Члены комиссии по распространению гигиенических знаний в народе настаивали на популяризации микробной теории, научных фактах, проверенных экспериментальным путем авторитетными исследователями.

Чаще других в народных изданиях упоминались имена Л. Пастера и И. И. Мечникова, рассказывалось о Ф. П. Гаазе и Э. Дженнере.

В 1896г медицинские общества проводили торжественные мероприятия, связанные со столетием открытия оспопрививания. Юбилейный фундаментальный исторический очерк "Оспа и оспопрививание" (1896) был издан под покровительством великого князя Павла Александровича. Вниманию народного читателя предлагались брошюры "Оспа и доктор Дженнер", изданной читальней народной школы в Санкт-Петербурге без указания автора (1895), "Доктор Дженнер — изобретатель оспопрививания", написанной В. Д. Коровиным для Общества распространения полезных книг (1896г) и "Прививайте оспу!" женщины-врача Е. В. Сперанской-Берлинерблау (1899).

В первой описывались история оспы и открытие Дженнера, рассказывалось о его жизни, был дан обзор течения натуральной оспы и пояснения по технике введения вакцины. Впрочем, рецензенты отмечали, что автор сделал множество медицинских ошибок, стремился воздействовать на чувства, выдумывал и приукрашивал факты. Они указывали, что в первой главе автор приводил трагические факты об избиении докторов и диких народных обычаях. Во второй — "впадал в мелодраму" и описывал привитие оспы преступникам, осужденным на смерть, и народные бунты против вакцинации. Третья глава была посвящена автором не сколько экспериментам Дженнера, сколько тому, как над ним смеялись "завистники из важных докторов" [11]. Отмечая недостатки этой работы, рецензенты не рекомендовали распространение этой книги в народе.

Брошюры "Доктор Дженнер — изобретатель оспопрививания" и написанная женщиной-врачом "Прививайте оспу!" были более высоко оценены членами медицинских комиссий. Оба текста включали биографию Дженнера, давали представление о характере заболевания и эпидемиях прошлого, обосновывали необходимость прививки. В "Докторе Дженнере" одна из глав посвящалась распространению вакцинации в различных государствах, в частности истории оспопрививания в Российской империи.

"Беседа о заразных болезнях" врача В. Золотницкого (1895) и "Беседа о Пастере" (1897) давали ясное и краткое определение заразных болезней и представление о смертности от них в России, знакомили с биографией и открытиями Л. Пастера, его работами о брожении, гниении, сибирской язве и собачьем бешенстве. В разделе о борьбе с заразными болезнями излагалась теория иммунитета И. И. Мечникова. Подобные "Беседы" "принесут пользу читателю и для лектора послужат прекрасным пособием" [11] — писали члены комиссии по распространению гигиенических сведений среди населения.

Брошюра К. В. Лукашевич "Друг несчастных, доктор Гааз" (1898) была переложением биографического очерка юриста А. Ф. Кони. В ней не было медицинских советов, однако описывалось обращение с больными, а сам врач изображался как общественный деятель. Рецензенты указывали, что книга "несомненно может способствовать развитию в населении доверия к врачу" [12] и признавали ее заслуживающей рекомендации для учительских и ученических библиотек и народных читален.

В целом, доктора высоко оценивали популярную медицинскую литературу, дававшую представление о природе заболеваний и способах ухода за больными. Исторические очерки, составленные со знанием условий жизни сельского населения, без морализаторства и выдуманных фактов, а также яркие жизнеописания выдающихся медиков способствовали большему доверию к научной медицине и самим докторам.

Резюмируя, можно отметить, что исторические сюжеты играли немаловажную роль как в популярной литературе для народа, так и в коммуникации внутри "врачебного сословия", и в преподавании студентам-медикам.

На рубеже XIX-XXвв история медицины перестала быть предметом, сосредоточенном на чествовании врачей былых времен. Она трансформировалась под влиянием социальных наук и теории эволюции.

По мнению создателей учебных курсов, таких как Л. З. Мороховец, М. Ю. Лахтин и Г. И. Попов, дисциплина должна была носить практический характер, отвечать на вопросы, волнующие студентов, и готовить их к будущей врачебной и исследовательской деятельности. Более того, будучи сами членами медицинских обществ¹, профессора медицинских факультетов привыкали к тому, что героями историко-медицинских очерков все чаще являются учителя и коллеги, их современники, а не авторы античных и средневековых трактатов, а историческими вехами — конгрессы и съезды, в которых они участвовали. История медицины пишется историографами научных обществ непосредственно по следам событий, на которые так богата медицина этого времени, и про них самих. Это история институтов и отношений между институтами в период активного роста и развития.

Вопросы народного здоровья играют все большую роль в общественном мнении, поэтому неслучайно, что история медицины становится одним из инструментов закрепления авторитета врачебного сообщества как в научной среде, так и среди широкой публики.

Предметом народных чтений становятся не только советы по профилактике инфекций, но и знакомство с исследователями, которые преуспели в поиске пути преодоления этих болезней. Отстаивая значимость выдающихся врачей и даже роль "спасителей человечества"², медики способствовали укреплению доверия к врачебным советам и манипуляциям, лечебным учреждениям и науке в целом.

Отношения и деятельность: автор заявляет об отсутствии потенциального конфликта интересов, требующего раскрытия в данной статье.