История преподавания новой дисциплины «история Церкви» в России

Для объективного обзора истории развития медицины от античности до наших дней невозможно обойти вниманием вопрос — кто может квалифицированно отобрать и проанализировать источники прошлого и подготовить аналитическую статью или программу, связанную с предметом "история медицины"¹. Это вопрос уже обсуждался² Бергер Е. Е. и Туторской М. С. в контексте того, кто более объективен и способен развивать этот предмет дальше — человек с историческим образованием или с медицинским? И в этот спор³ может вмешаться другая дисциплина — "история Церкви" — не в богословском, а в светском понимании, способная оценить существующие источники и представить иной взгляд на историю медицины. Этот подход вполне справедлив: вопрос болезни, ее причины, лечения и выздоровления всегда лежал не только в области тех или иных религиозных представлений, но и был встроен в государственные системы здравоохранения государств на протяжении многих веков. Даже в современности — представления больного о самом себе и о своем заболевании, с которыми сталкивается врач в своей повседневной практике — заложены культурными традициями, которые появились не внезапно и неожиданно, а развивались под воздействием религиозного фактора.

История Церкви и история медицины в России — сравнительно "молодые специальности". Последняя развивалась даже позднее — в последнем десятилетии XIX в., благодаря трудам Л. Ф. Змеева⁴ и других. В настоящее время появляются работы, стоящие на стыке этих двух дисциплин⁵, при этом исторические факты — как бы заново переосмысливаются из-за появления новых источников и свежих взглядов на старые — рождается понимание, что объективно воспринять историю медицины возможно не только обладая полнотой знания основного предмета (медицины или истории), но и специфического знания, являющегося связующим звеном обеих дисциплин.

Поэтому представляется важным представить историю развития преподавания истории Церкви в России в качестве не богословской дисциплины, а светской, которая может быть встроена в научный аппарат.

Решение проблемы включения истории Церкви в круг исторических дисциплин, определяющих содержание образования при подготовке современного специалиста-историка, заняло весьма пространный временной промежуток и сталкивалось с целым рядом проблем, подходы к разрешению которых в разное время были принципиально различны.

Церковная история как вспомогательная богословская дисциплина

Начало церковной истории как образовательной первоначально дисциплины на отечественной почве было положено на рубеже XVIII-XIX вв. в контексте истории Русской Церкви. Триггером процесса выступило состояние семинарско-академического образования юношества: история, в том числе церковная, "была в забросе", как определил состояние дисциплины тогда еще московский архиерей Платон (Левшин)⁶, и это плачевное состояние сподвигло его, между прочими святительскими трудами, написать для московских духовных школ первую историю Русской Церкви, которая была ориентирована на учебный процесс со всеми вытекающими особенностями: кратко, без излишних подробностей и экскурсов, и с общей задачей показать развитие Церкви как богочеловеческого учреждения, в котором реализуется домостроительство спасения.

Таким образом, первоначальное предметно-объектное поле нашей дисциплины представляло собой рассмотрение истории Церкви как телеологически организованного сотериологического процесса с эсхатологическим завершением. Этим определялась и методология экспозиции историко-церковного знания в первой половине XIX в.: в трудах корифеев церковной истории времени первого расцвета отечественных историко-церковных штудий — Филарета (Гумилевского)⁷ и Макария (Булгакова)⁸ сочетались как общенаучный (на основе критического исследования источников), так и богословский методы (познание верой).

В полном соответствии с данным определением церковная история представляла собой дисциплину исключительно конфессиональную, вспомогательную в отношении богословия и имеющее сверхзадачей доставить последнему конкретный дидактический материал (в особенности патристический и аскетический) для последующего "богословского синтеза" в положительной или отрицательной аксиологической коннотации.

Эмансипация церковной истории от богословия

Традиция университетского преподавания церковной истории как отдельной от богословия дисциплины была начата университетским уставом 1863 г., в соответствии с которым в Московском университете появилась соответствующая кафедра во главе с ординарным профессором⁹.

Вторая половина XIX в. — время так называемой эмансипации от богословия ряда прежде вспомогательных его дисциплин. В их число историография включает и историю Церкви, которой предстояло сформироваться в качестве специфической конкретно-исторической дисциплины с особыми предметом и объектом и переориентировать исследование и изложение его результатов с области сотериологии в область всемирно-исторического процесса.

Постановка, казалось бы, верная: церковная история включается в систему университетских дисциплин, в науке активно развивается историко-критический метод, господствующим методологическим направлением, в том числе в гуманитарном исследовании, становится позитивизм.

Тем не менее вялая дискуссия о методе церковной истории, состоявшаяся во второй половине XIX в., показала следующее.

С одной стороны, сформировался ограниченный круг церковных историков (вроде В. В. Болотова¹⁰ с рядом его коллег; впоследствии к этой позиции примкнул М. Э. Поснов¹¹), которые были уверены в том, что конфессионально-апологетические интересы не могут определять существо и итоги объективного церковно-исторического исследования: нельзя от истории требовать "определенного христианского вероисповедания", "история в таком виде сделалась бы полным отрицанием идеи исторического знания", а историк мог быть обвинен в "фальшивом конфессионализме". С этих позиций церковная история как наука должна быть, как настаивал Болотов, строго объективной, аконфессиональной, не подверженной заранее и извне заданной тенденции и, по Поснову, анализироваться как часть всемирной истории, имеющая специфические особенности¹².

С другой стороны, официальная синодальная позиция требовала от церковного историка преследовать "практические цели и интересы собственной Православной Церкви" и не соблазнять "горячих сердцем и ревнивых православных холодным беспристрастием к чуждым учениям и неправославным взглядам и индифферентизмом к воззрениям строго православным"¹³. На этой стороне оказались ведущие специалисты по церковной истории А. П. Лебедев¹⁴ и И. Е. Троицкий¹⁵, которые указывали на необходимость методологического размежевания гражданской и церковной истории на основе "богословской безукоризненности" историка¹⁶. И даже в начале ХХ в. А. И. Бриллиантов¹⁷ твердо формулировал, что по своему предмету и методу "церковная история входит в круг наук, составляющих область христианского богословия"¹⁸.

Таким образом, эмансипационный процесс в отношении российской церковной истории как науки, если и начался, то точно завершения не получил — если говорить о тех ученых, которых условно можно объединить в академический круг.

Что касается светской исторической литературы своего времени, то историки-государственники, начиная с Н. М. Карамзина¹⁹, рассматривают Церковь главным образом в качестве информационного фона при изложении проблем формирования системы государственного управления. При этом была отработана историографическая модель Церкви как объекта государственного управления, в рамках которой была создана картина постепенной деградации институциональной Церкви в России от состояния независимой управленческой системы (института, имевшего собственные предмет и объект деятельности, собственные властные полномочия и принципы формирования внутреннего устройства, собственную юрисдикцию) — к состоянию одного из элементов иной, более распространенной управленческой системы, в рамках которой правомочия Церкви сводятся к минимуму, зато функции как подчиненного элемента системы государственного управления, мало связанные с собственно религиозной деятельностью, существенно возрастают и становятся зависимыми от внешних уровней надзора и контроля.

Только В. О. Ключевский²⁰ и, отчасти, С. Ф. Платонов²¹ различают субъектную функцию Церкви — прежде всего, в экономической сфере, которая им наиболее интересна²².

Развитие и преподавание дисциплины после революции

В советское время гонение на религию и вымарывание ее из правового и публичного полей создавали такие условия, в которых само по себе изучение истории Церкви становилось крайне затруднительным. Декрет об отделении Церкви от государства установил запрет на преподавание религиозных вероучений в учебных заведениях, где "преподаются общеобразовательные предметы"²³. Очевидно, что духовные школы сразу же попали в очередь на закрытие. Петроградская академия закрылась в 1918 г., Московская — к 1921 г., Казанская — в 1924 г.²⁴

В новых условиях церковные власти были вынуждены искать иные способы существования духовного образования (к преподаваемым предметам относилась, в частности, и история Церкви). Воспользовавшись некоторыми пробелами в формировавшемся законодательстве, бывший преподаватель Петроградской духовной семинарии И. П. Щербов смог открыть в 1920 г. Петроградский богословский институт (ПБИ), которому был уготовлен недолгий срок жизни — уже в 1923 г. учебное заведение было закрыто. Его ректор священник Григорий Чуков попытался сохранить свое детище, и благодаря его трудам в 1925 г. открылись Высшие богословские курсы (ВБК). Однако и им была отведена недолгая жизнь, и уже в 1928 г. курсы были закрыты.

Не одни тихоновцы желали сохранить духовное образование в атеистическом государстве (а ПБИ и ВБК были именно их творением) — представители т.н. "обновленчества" также вели работу в этом направлении. В 1923 г. ими была открыта Московская богословская академия (МБА), в 1924 г. Ленинградский высший богословский институт (ЛВБИ), в 1925 г. Киевская высшая богословская школа (КВБШ). "Долгожителем" среди них оказалась МБА, просуществовавшая до 1935 г.: ЛВБИ, как и КВБШ, был закрыт в 1929 г.

Духовные школы 1920-1930-х годов, хотя и переживали острый кадровый голод (как в отношении профессорско-преподавательского состава, так и с точки зрения заполняемости студенческих мест), смогли обеспечить сохранение дореволюционной традиции преподавания. В ПБИ трудились профессоры, преподававшие еще в дореволюционное время: Ф. К. Андреев из МБА, А. И. Бриллиантов и Н. Н. Глубоковский из Петроградской духовной академии, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский и Б. А. Тураев из Петроградского университета. На ВБК также преподавал литургист А. А. Дмитриевский. Учебные заведения обновленцев таким же образом обогатились профессорами, занимавшимися научной и преподавательской деятельностью еще до революции. Это был С. М. Зарин (получивший в 1910 и 1916 гг. Макарьевскую премию), Ю. Ф. Геккер, Б. В. Титлинов²⁵.

Перед руководством учебных заведений, конечно, не стояло задачи переосмыслить место истории Церкви в образовательном процессе. Трагичные для Церкви события 1920-х годов диктовали иную цель — и это была не "разработка богословской науки", а "обслуживание духовно просветительских нужд местной епархии"²⁶. И тем не менее в учебном плане предмет сохранялся.

"Новый курс"²⁷ советской власти в отношении Русской Церкви, характеризовавшийся снятием некоторых существовавших ранее ограничений, позволил возродить духовное образование. Опыт открытия соответствовавших советским требованиям духовных школ в 1920-е годы оказался весьма полезным. Усилиями уже упомянутого Г. Чукова в 1944 г. в Москве появился православный Богословский институт, а уже в 1946 г. свои двери открыли Московская и Ленинградская духовные академии. Накопленный в 1920-е годы опыт работы с образовательными учреждениями позволил Григорию Чукову, ставшему в 1945 г. митрополитом Ленинградским и Новгородским, возродить духовное образование, сохранив дореволюционную традицию: основа для преемственности старой и новой богословской школ была заложена²⁸.

Учебный план Московской академии предполагал изучение истории христианской Церкви — общей и русской²⁹. В Ленинградской академии³⁰ была сформирована кафедра истории Русской Церкви, что положило начало церковно-исторической школы, у истоков которой стояли заведующие Вл. Благовещенский, А. И. Сагарда, В. А. Некрасов, прот. А. Осипов, В. М. Верожский. В 1952 г. кафедру (преобразованную уже в кафедру византологии и истории славянских Церквей с 1951 г.) возглавил Леонид Поляков, обратившийся от "чисто патрологических работ... к церковно-исторической тематике"³¹. Несмотря на серьезную кадровую проблему, которую испытывали духовные школы в условиях перманентной опасности, исходившей со стороны атеистической власти, академии смогли подобрать как студентов, так и преподавателей. Тем самым, происходило сохранение традиции изучения истории Церкви в высших духовных образовательных учреждениях.

Перед светской исторической наукой такой задачи не стояло; напротив, молодое большевистское правительство поддерживало антицерковный тон, звучавший в работах исследователей, отказывавших, в том числе истории Церкви, в праве на существование. М. Н. Никольский представил на суд общественности большой труд по истории русского православия — по сути, единственную на долгие годы обобщающую работу по Русской церкви. В духе своего времени автор повествовал о "сомнительных идеологических результатах крещения Руси", о Церкви как "новом орудии эксплуатации в руках верхов киевского общества"³², и, приближаясь к современности по мере повествования, констатировал превращение Церкви в "заживо разлагающийся труп"³³. Таким образом, М. Н. Никольский переосмыслил место Церкви в русской истории и определил "дальнейшие пути изучения истории Церкви"³⁴.

В последующее время, как отмечал А. И. Клибанов, "ни один из светских историков не занимался систематическим исследованием в области истории Церкви"³⁵. Православие было "одним из факторов" (чаще всего, периферийных), упоминавшихся в работах историков, философов, искусствоведов, этнографов³⁶. Одна из последних советских работ по обозначенной проблеме "Русское православие: вехи истории", вышедшая в 1989 г., хотя и была целиком посвящена Русской церкви, рассматривала ее как один из элементов "в русском историческом процессе на разных этапах его развития"³⁷.

По словам протоиерея Константина Костромина, "церковная тематика была напрочь вытравлена из исторических направлений исследования мировой истории, литературы и культуры"³⁸, ограниченно присутствуя в работах византинистов и искусствоведов. При этом католичество на протяжении всего советского периода было предметом особенного внимания: Католическую церковь не пытались предать забвению посредством замалчивания ее истории — наоборот, политике Ватикана посвящали специальные труды, отводя ей особенную роль в историческом процессе.

Впрочем, участь Католической церкви в работах советских исследователей была незавидной. Трудившись в контексте Холодной войны и господства атеистической власти, исследователи видели в Святом Престоле актора большой политики и в первую очередь пытались интерпретировать его внешнеполитическую деятельность, понять организацию экономики и разобраться в структуре управления — отсюда и закономерные (отчасти справедливые) выводы о ригидности Ватикана и его враждебности Советскому государству. М. М. Шейнман давал весьма негативные оценки деятельности Ватикана ("папа недвусмысленно отстаивал... угнетение трудящихся буржуазией"³⁹). С. Г. Лозинский был более сдержан, однако и в его работе "История папства" можно встретить эффектные обороты (например, "церковное тунеядство"⁴⁰). Ту же критику можно встретить и работе Григулевича И. Р.: Римского понтифика Пия XII автор и вовсе называет "прожженным политиканом, выступавшим в духе религиозного фанатизма"⁴¹.

Удивительно, но если духовные школы, логичным образом сосредоточившись на решении, собственно, церковных проблем, способствовали сохранению предмета, светские историки, очевидно без намерений помочь ему, сделали шаг вперед в процессе превращения истории Церкви в обособленную дисциплину. Исследователи, либо игнорируя участие Церкви в строительстве Российского государства на протяжении веков, либо трактуя ее причастность исключительно с позиций исторического материализма, формировали устойчивое представление о Церкви как об инородном явлении в государственном организме и тем самым способствовали укреплению представления о церковной истории как о самостоятельном предмете. Аналогично, громя Католическую церковь, в своих работах авторы рассматривали ее как самостоятельную организацию со своей историей, структурой и целями. Советская историческая наука, таким образом, определила некоторые направления изучения истории Церкви, что также позволило завершить процесс ее эмансипации, начавшийся столетием ранее.

История Церкви в светском вузе — традиция и современность

Искомая эмансипация состоялась, вполне ожидаемо, в трудах специалистов, не связанных с позитивистской методологией научного исследования, гораздо позже и с результатами, прямо противоположными ожидаемым: история Церкви из источника положительно коннотируемой и частично, по потребности, героизируемой дидактической информации становится поставщиком сведений, долженствующих, в рамках новой дидактической модели, углубить отрицательные характеристики эксплуататорских обществ. Речь идет о марксистской литературе, в которой историко-церковные сюжеты появляются еще до 1917 г. (например, главы Н. М. Никольского, написанные для "Русской истории с древнейших времен" М. Н. Покровского) и специально развиваются тем же Никольским в 30-е годы. Отметим попутно, что марксистская историография советского времени полностью инкорпорировала историографическую модель, созданную историками-государственниками XIX в. касательно истории Русской Церкви, и распространила ее на историю Церкви в целом.

В этом виде изучение истории Церкви в отечественной литературе (за очень редкими исключениями, в основном сконцентрированными в области историографии античности и отдельных разделов византинистики) встретило события начала 90-х годов, с развитием которых на историческом факультете Московского государственного университета им. М. И. Ломоносова была поставлена задача возобновить преподавание истории Церкви в целях повышения комплексности восприятия специалистами-историками всемирно-исторического процесса и дальнейшего развития системности исторического образования в целом.

Несмотря на тот факт, что традиция университетского преподавания церковной истории насчитывала до революции 1917 г. более 50 лет, обнаружилось, что ни одного систематически организованного учебного курса эта традиция выработать не смогла (или не успела).

Вторая проблема связана с определением предметно-объектного поля современного университетского курса истории Церкви. Сама постановка образовательной задачи — формирование научного знания об участии организованных христианских институций во всемирно-историческом процессе подразумевает расширительное, неконфессиональное восприятие церковной институции. В то же время необходимо было также размежеваться от своеобразных трактовок Церкви в ряде иных наук, которые рассматривают ее в весьма широком диапазоне — от аналога экономической корпорации в системе корпоративного права до утраты христианской идентичности в социологии, открывающей "церковь" в исламе.

Третья проблема методологического плана состоит в том, чтобы преодолеть тот историографический штамп, который советская историография унаследовала от исторической науки XIX в. и развила методами марксистской критики, с одной стороны, а с другой — не последовать при этом к просопографическому методу, по которому в 90-е годы пошла академическая наука, но не сделать при этом из истории Церкви нечто вроде "стихиры умилительной" — эта тенденция тоже наблюдалась в некоторых исследованиях.

В этой связи было предложено расширительное, отличное от богословского (мистико-материального) понимание церкви — как конгломерата различных христианских конфессий и деноминаций, возникшего в I в.н.э. как единая институция, прошедшего этап конфессиональных разделений и в этом состоянии вошедшего в XXI в. Предложенная трактовка удачно вписывается в исследовательский термин "институциональное христианство".

В общем плане мы понимаем под Церковью социальное явление, связанное исключительно с христианством: общественный институт (социальная подсистема) в форме религиозного объединения, которое имеет ряд характеристик, определяющих ее субъектно-объектный характер:

1) претендует в своем учении на трансцендентность происхождения, мистический характер развития и на метаисторическую и метафизическую перспективу (онтологическая характеристика);

2) формирует общность верующих на основе конкретной системы религиозного вероучения — христианского вероучения (идеологическая, или вероучительная характеристика);

3) руководствуется в своей деятельности закрепленными исторической традицией правилами отправления религиозной практики (культа) (религиозно-практическая характеристика);

4) обладает установленной в соответствии с исторической традицией иерархической организационной структурой (организационная характеристика);

5) самоуправляется на основе исторически закрепленных правил (кано́нов) общественного поведения внутри объединения и в его взаимоотношениях с обществом и государством (организационно-юридическая характеристика);

6) преследует цели индивидуального и публичного исповедания и распространения христианского вероучения, а также осуществления хозяйственной деятельности, необходимой для поддержания жизнеобеспечения Церкви в целом и входящих в ее состав организаций (общин) верующих (религиозно- и хозяйственно-телеологическая характеристика).

Учитывая тот факт, что в отечественной литературе отсутствует издание, которое бы дало системную хронологическую экспозицию церковной истории (включая историю основных конфессий — католичества и православия, историю возникновения и развития протестантизма, а также историю православных поместных церквей и дохалкидонских исповеданий), в 2017 г. коллектив кафедры издал 4-томное учебное пособие "Общая история Церкви", в котором сказанные проблемы изложены в соответствии с современным состоянием исторической науки⁴².

Пособие систематизировано в соответствии с организационным принципом в рамках предложенной периодизации, исходящей из степени интегрированности церкви как религиозно-общественно подсистемы — выделены: 1) период единства веры при пространственной дискретности (от начала до 313 г.); главный вопрос эпохи — во что верить, чтобы спастись? 2) время преодоления пространственной дискретности при сохранении единства веры и попыток реализации потенциала распространения церкви на общество в целом в условиях господства в обществе религиозного мировоззрения (313-1054 гг.); главный вопрос эпохи — как верить, чтобы спастись? 3) время формирования предпосылок для восстановления пространственной дискретности в условиях разрыва единства веры (1054 г. — начало XVI в.); главный вопрос эпохи — где верить, чтобы спастись? 4) время пространственной и вероучительной дискретности с углублением фидеистической и пространственной дезинтеграции (начало XVI в. — рубеж XIX-XX вв.); 5) наконец, время глобализации, основной характеристикой которого является попытка секулярного общества ассимилировать церковь, ставшую анклавом в секулярном окружении в условиях доминанты нерелигиозного мировоззрения, с главным вопросом — а нужно ли вообще верить?

Системный подход к изучению Церкви как субъекта и объекта исторического процесса, учитывая сложность ее внутренней организации и социальных функций, приводит к тому, что учебная специализация в области истории Церкви требует углубленного изучения предметов, связанных с реализацией церковным институтом вышепоименованных характеристик, без чего невозможно адекватное понимание ни самого церковного института, ни особенностей его включения в ход истории. В то же время все спецдисциплины, входящие в комплекс церковно-исторической проблематики, естественно рассматриваются не в плане профессиональной подготовки семинарско-академического типа, а в историческом развитии их предмета, которое определяет роль этого предмета во внутрицерковных и внешних отношениях в разное историческое время.

Из реализации онтологической и идеологической (отчасти — и религиозно-телеологической) характеристик, естественно, вытекает курс истории догматических учений.

Религиозно-практическая характеристика предполагает изучение способов внешней манифестации религиозной веры, которые рассматриваются в курсе исторической литургики.

Понимание особенностей организационной и организационно-юридической характеристик невозможны без знания истории канонического права.

На историческом факультете мы не можем существенное время посвятить практической реализации хозяйственно-телеологической характеристики. Тем не менее разработан спецкурс по исторической динамике церковной экономики и ее юридико-канонических оснований.

Особую сложность составили источниковедческие и историографические аспекты: в отечественной литературе, за исключением двух исследований рубежа XIX-XX вв., на эти темы не написано ничего. Поэтому в период с 2012 по 2024 гг. было подготовлено оригинальное учебное пособие "Введение в историю Церкви" в 4 частях (7 книгах), включившее в себя исследования по источниковедению и историографии общей истории Церкви и истории Церкви в России, систематизированные в соответствии с потребностями общего курса для бакалавриата и дисциплин специализации по кафедре⁴³.

К этому спектру необходимо добавить ряд вспомогательных дисциплин — прежде всего потому, что человек, приходящий на исторический факультет из современной средней школы, абсолютно "невинен" в вопросах исторической географии и вполне может искать на карте Нил в районе Индии (о местностях, принципиально важных для церковной истории, мы вообще не говорим — кто, к примеру, может найти Низианз или древнюю Галатию?).

С другой стороны, занятие историей Церкви подразумевает понимание языка, который используется в соответствующих источниках. А это, прежде всего, цитирование Писания, чаще всего скрытое, но имеющее принципиальное значение. Неподготовленный исследователь, пользующийся только синодальным переводом Библии, чаще всего этого просто не заметит, что в тексте использована цитата из Писания или богослужебной литературы. Поэтому жизненной необходимостью для будущего историка является чтение и понимание литературы на оригинальных языках (греческом, латыни и церковнославянском). В дополнение к этому, студент изучает дополнительно два современных иностранных языка в рамках общего курса. Это является полным комплексом дисциплин, обеспечивающих адекватность церковно-исторического исследования.

Заключение

Таким образом, преподавание церковно-исторической науки является разнообразным и охватывающим предметное поле, которое ограниченно изучает обычная историческая дисциплина. Необходимо соотнести проблемные поля истории Церкви и базовых исторических дисциплин, составляющих основу содержания современного исторического образования. Причем соотнести таким образом, чтобы церковная история не оказалась в очередной раз в числе вспомогательных наук, но заняла естественное, присущее ей место во всемирно-историческом процессе. При изучении истории медицины необходимо использовать знания церковно-исторической науки, чтобы отбор источников по проблеме и достоверность выводов делались с использованием полноты научного аппарата исследователя.

Отношения и деятельность: все авторы заявляют об отсутствии потенциального конфликта интересов, требующего раскрытия в данной статье.